Оригинал взят у 
mamlas в С этим чувством ненависти и сдохла сука! / О мёртвых — ничего, кроме правды / Памяти Виктора Красина
mamlas в С этим чувством ненависти и сдохла сука! / О мёртвых — ничего, кроме правды / Памяти Виктора КрасинаЕщё биографии диссиды в СССР здесь, здесь и здесь
Дал показания на соратников и раскаивался всю жизнь
Почему Виктор Красин — один из самых ярких представителей диссидентского движения в СССР / Истории
3 сентября в израильской больнице умер экономист и диссидент Виктор Красин. ©
Виктор Красин / Личная страница в Facebook
В 1973 году вместе со своим соратником Петром Якиром он публично покаялся в «антисоветской деятельности» и дал КГБ показания против товарищей. Следующие 40 лет он прожил в изгнании и забвении — в основном в США.
По просьбе «Медузы» историк, сотрудник общества «Мемориал» Сергей Бондаренко рассказывает об одной из самых сложных и трагических фигур советского диссидентского движения.
Кто такой Виктор Красин?
Что помнят о Викторе Красине? Он диссидент, один из героев альтернативной советской реальности 1960-70-х годов, участник Инициативной группы по защите прав человека в СССР. Но он же и «предатель», давший показания почти на 200 человек в ходе следствия по своему делу — так называемому «делу Якира-Красина», в 1973 году.
Отца Красина расстреляли в 1937-м. Сам Красин впервые был арестован в 1949-м за участие в неформальном марксистском кружке в МГУ. После освобождения и реабилитации в середине 1950-х годов он вернулся в Москву, а уже в 1960-е стал активным участником круга политических неформалов: перепечатывал и распространял самиздат, подписывал протестные письма.
К концу 1960-х Красин оказался одной из важных фигур в движении диссидентов: он работал над «Хроникой текущих событий», участвовал в основании в мае 1969-го Инициативной группы, первой в СССР независимой гражданской ассоциации.
После ссылки начала 1970-х Красин вернулся в Москву, однако в сентябре 1972 года был арестован вновь, вместе с другим диссидентом первого ряда — Петром Якиром. Это событие было трагическим для диссидентского движения, но вряд ли неожиданным. Ареста в то время ждали многие, однако именно новый арест «двух старых сталинских зэков», как называл себя и Якира Красин, оказался для всего круга особенно тяжелым ударом.
___Я уже публиковал эту фотографию. Это я после возвращения из сталинских лагерей. Первый срок (8 лет Особлага) я получил за то, что мы, группа студентов, критиковали марксистскую идеологию. Второй срок (10 лет) я получил за участие в групповом побеге с разоружением конвоя на Тайшетской пересылке. Последние 4 года я отбывал на Колыме в Берлаге, откуда в конце 1954 меня привезли в Москву на переследствие, реабилитировали по первому делу, амнистировали по второму. Это фото сделано летом 1955 напротив Малого театра. Когда я опубликовал эту фотографию несколько месяцев назад, я забыл спросить у читателей Фесбука, заметили ли они, сколько ненависти в глазах у этого парня. Все мы, политзэки сталинских лагерей вышли на волю с такими глазами. Я утверждаю, что ненависть может быть положительным чувством, если это ненависть, например, к нацистскому или коммунистическому режиму. С этим чувством я прожил все годы советской власти, заработав еще два срока за участие в диссидентском движении. С этим чувством к власти ГБ в России я живу и сейчас. Советую и другим не бояться этого чувства. © FB Виктора Красина, 19 февраля 2013
Почему Красин дал показания на соратников?
И Красин, и Якир уже обладали немалым тюремным и лагерным опытом (сын расстрелянного командарма Ионы Якира, Петр все детство провел в лагерях), но это никак не помогло им на новом следствии. По словам того же Красина, они были людьми, «пытавшимися взбунтоваться, но сохранившими навсегда страх перед карательной системой госбезопасности».
О душевном сломе Красина через два месяца после ареста другие участники диссидентского движения часто рассказывают как о логическом продолжении его болезненной мании величия. Сам Красин пишет, что устал, что искал внутри себя повода сдаться — и ему не хватало лишь небольшого внешнего толчка. Представляя себя «лидером» правозащитного движения, он ожидал от КГБ признания своих заслуг — и его действительно допрашивали как «главного героя», обещая то расстрел за отказ сотрудничать (исключительная мера для исключительного человека), то роль спасителя для своих обреченных на арест сообщников — «дай на них показания, но мы их не тронем».
Якир начал давать показания, получив гарантии неприкосновенности для своей беременной дочери, а Красин выторговал у следствия жену, Надежду Емелькину (обе были активными участницами движения диссидентов). Показания на других участников запустили цепную реакцию арестов и проверок, существенно повлиявших на жизнь советских политических диссидентов начала 1970-х. В довершении всего Красин с Якиром выступили на публичной пресс-конференции, где отреклись от своей правозащитной деятельности и от своих друзей. В глазах очень многих сочувствующих само движение оказалось дискредитированным, моральная травма от случившегося преследовала и тех, кто не был арестован в ходе дальнейшего следствия. Один из близких друзей Петра Якира, Илья Габай, выбросился из окна.
Из «дела Якира-Красина» советские власти приготовили образцовый, показательный процесс — демонстрацию полной несостоятельности «антисоветского подполья». Политическое преследование фигурантов закончилось вскоре после завершения «официальной части», суда и пресс-конференции. Красину с женой дали возможность эмигрировать в США; оставшийся в СССР Якир целенаправленно спивался и умер в 1982 году.
Что было с Красиным после отъезда?
В эмиграции Красин работал на «Радио Свобода», занимался публицистикой — и потратил в общей сложности более 40 лет на осмысление того, что случилось с ним в первые 40. В 1983-м в Нью-Йорке он выпустил книгу «Суд», где рассказал о своем деле, причинах своего «слома» и о необходимости покаяния. Между тем, даже такое публичное признание вины не принесло ему прощения — он продолжал жить в изоляции, почти без всякой связи со своими прежними товарищами и друзьями. Еще одна его книга, «Поединок: записки антикоммуниста», вышла в Лондоне в 2012-м и пересказывала всю историю с самого начала: с детства, с ареста и расстрела отца, собственного первого ареста еще в сталинском СССР — до поворотных событий 1970-х годов.
О Красине писали и говорили очень многие — и его история превратилась в архетипическую, Красин стал собирательным образом всего плохого, что было в правозащитном движении. С ним полемизировали, его продолжали ругать (часто заочно). Он и сам испытывал потребность в обсуждении случившегося, и поэтому главную свою книгу, «Суд», опубликовал в виде серии диалогов со своей женой. «Суд» не был полемикой с обвинителями, два голоса в нем работают сообща: пока один обличает, второй не требует прощения или снисхождения. И в этом была его сила — Красин как бы разыграл всю историю с позиции своих вчерашних товарищей, устроив себе самосуд: «Меня принуждали совершать недостойные поступки, но делал их я сам». Сам боролся, сам заблуждался, сам сдался — и сам покаялся.
В своих книгах Виктор Красин остался чрезвычайно одиноким героем — героем и аутсайдером, героем наоборот, сохранившим в себе желание и страсть быть «особенным» и добиться в борьбе с системой победы. Между тем, к 1970-м годам манера поведения и взгляды Красина были уже несколько архаичными: с КГБ уже не пытались «соревноваться» или бросать ему «вызов» — на следствии нужно было молчать, чтобы затем получить свой лагерный срок или ссылку. Красин, наоборот, пытался торговаться, интриговать, играть со следствием, настаивая на своей возможности победить. Но «победили» разве что Солженицын и Буковский — однако и их победа предполагала принудительную депортацию из СССР.
Когда выиграть невозможно, нужно только красиво проиграть, писал примерно в те же годы другой советский правозащитник, математик Владимир Альбрехт. Красин, сам того не желая, оказался символом самого страшного и непривлекательного поражения: он лишился не только друзей, но и памяти обо всех предыдущих (и последующих) достойных поступках. О нем забыли еще при жизни, а те кто помнил — помнил в основном только плохое.
В интервью для фильма Андрея Лошака «Анатомия процесса» Красин вспоминает, что накануне своей пресс-конференции на тюремной прогулке слышал крики петухов — конечно, «это были галлюцинации», оговаривается он. Откуда петухи в Лефортовской тюрьме? Если это и мания величия, то явно переросшая в более зрелую, художественную форму — Красин воображает себя Петром, предающим Христа. Ведь история Петра — это прежде всего история возрождения, история человека, получившего второй шанс. У Красина такого шанса никогда не было.
Дал показания на соратников и раскаивался всю жизнь
Почему Виктор Красин — один из самых ярких представителей диссидентского движения в СССР / Истории
3 сентября в израильской больнице умер экономист и диссидент Виктор Красин. ©
Виктор Красин / Личная страница в Facebook
В 1973 году вместе со своим соратником Петром Якиром он публично покаялся в «антисоветской деятельности» и дал КГБ показания против товарищей. Следующие 40 лет он прожил в изгнании и забвении — в основном в США.
По просьбе «Медузы» историк, сотрудник общества «Мемориал» Сергей Бондаренко рассказывает об одной из самых сложных и трагических фигур советского диссидентского движения.
Кто такой Виктор Красин?
Что помнят о Викторе Красине? Он диссидент, один из героев альтернативной советской реальности 1960-70-х годов, участник Инициативной группы по защите прав человека в СССР. Но он же и «предатель», давший показания почти на 200 человек в ходе следствия по своему делу — так называемому «делу Якира-Красина», в 1973 году.
Отца Красина расстреляли в 1937-м. Сам Красин впервые был арестован в 1949-м за участие в неформальном марксистском кружке в МГУ. После освобождения и реабилитации в середине 1950-х годов он вернулся в Москву, а уже в 1960-е стал активным участником круга политических неформалов: перепечатывал и распространял самиздат, подписывал протестные письма.
К концу 1960-х Красин оказался одной из важных фигур в движении диссидентов: он работал над «Хроникой текущих событий», участвовал в основании в мае 1969-го Инициативной группы, первой в СССР независимой гражданской ассоциации.
После ссылки начала 1970-х Красин вернулся в Москву, однако в сентябре 1972 года был арестован вновь, вместе с другим диссидентом первого ряда — Петром Якиром. Это событие было трагическим для диссидентского движения, но вряд ли неожиданным. Ареста в то время ждали многие, однако именно новый арест «двух старых сталинских зэков», как называл себя и Якира Красин, оказался для всего круга особенно тяжелым ударом.
___
Почему Красин дал показания на соратников?
И Красин, и Якир уже обладали немалым тюремным и лагерным опытом (сын расстрелянного командарма Ионы Якира, Петр все детство провел в лагерях), но это никак не помогло им на новом следствии. По словам того же Красина, они были людьми, «пытавшимися взбунтоваться, но сохранившими навсегда страх перед карательной системой госбезопасности».
О душевном сломе Красина через два месяца после ареста другие участники диссидентского движения часто рассказывают как о логическом продолжении его болезненной мании величия. Сам Красин пишет, что устал, что искал внутри себя повода сдаться — и ему не хватало лишь небольшого внешнего толчка. Представляя себя «лидером» правозащитного движения, он ожидал от КГБ признания своих заслуг — и его действительно допрашивали как «главного героя», обещая то расстрел за отказ сотрудничать (исключительная мера для исключительного человека), то роль спасителя для своих обреченных на арест сообщников — «дай на них показания, но мы их не тронем».
Якир начал давать показания, получив гарантии неприкосновенности для своей беременной дочери, а Красин выторговал у следствия жену, Надежду Емелькину (обе были активными участницами движения диссидентов). Показания на других участников запустили цепную реакцию арестов и проверок, существенно повлиявших на жизнь советских политических диссидентов начала 1970-х. В довершении всего Красин с Якиром выступили на публичной пресс-конференции, где отреклись от своей правозащитной деятельности и от своих друзей. В глазах очень многих сочувствующих само движение оказалось дискредитированным, моральная травма от случившегося преследовала и тех, кто не был арестован в ходе дальнейшего следствия. Один из близких друзей Петра Якира, Илья Габай, выбросился из окна.
Из «дела Якира-Красина» советские власти приготовили образцовый, показательный процесс — демонстрацию полной несостоятельности «антисоветского подполья». Политическое преследование фигурантов закончилось вскоре после завершения «официальной части», суда и пресс-конференции. Красину с женой дали возможность эмигрировать в США; оставшийся в СССР Якир целенаправленно спивался и умер в 1982 году.
Что было с Красиным после отъезда?
В эмиграции Красин работал на «Радио Свобода», занимался публицистикой — и потратил в общей сложности более 40 лет на осмысление того, что случилось с ним в первые 40. В 1983-м в Нью-Йорке он выпустил книгу «Суд», где рассказал о своем деле, причинах своего «слома» и о необходимости покаяния. Между тем, даже такое публичное признание вины не принесло ему прощения — он продолжал жить в изоляции, почти без всякой связи со своими прежними товарищами и друзьями. Еще одна его книга, «Поединок: записки антикоммуниста», вышла в Лондоне в 2012-м и пересказывала всю историю с самого начала: с детства, с ареста и расстрела отца, собственного первого ареста еще в сталинском СССР — до поворотных событий 1970-х годов.
О Красине писали и говорили очень многие — и его история превратилась в архетипическую, Красин стал собирательным образом всего плохого, что было в правозащитном движении. С ним полемизировали, его продолжали ругать (часто заочно). Он и сам испытывал потребность в обсуждении случившегося, и поэтому главную свою книгу, «Суд», опубликовал в виде серии диалогов со своей женой. «Суд» не был полемикой с обвинителями, два голоса в нем работают сообща: пока один обличает, второй не требует прощения или снисхождения. И в этом была его сила — Красин как бы разыграл всю историю с позиции своих вчерашних товарищей, устроив себе самосуд: «Меня принуждали совершать недостойные поступки, но делал их я сам». Сам боролся, сам заблуждался, сам сдался — и сам покаялся.
В своих книгах Виктор Красин остался чрезвычайно одиноким героем — героем и аутсайдером, героем наоборот, сохранившим в себе желание и страсть быть «особенным» и добиться в борьбе с системой победы. Между тем, к 1970-м годам манера поведения и взгляды Красина были уже несколько архаичными: с КГБ уже не пытались «соревноваться» или бросать ему «вызов» — на следствии нужно было молчать, чтобы затем получить свой лагерный срок или ссылку. Красин, наоборот, пытался торговаться, интриговать, играть со следствием, настаивая на своей возможности победить. Но «победили» разве что Солженицын и Буковский — однако и их победа предполагала принудительную депортацию из СССР.
Когда выиграть невозможно, нужно только красиво проиграть, писал примерно в те же годы другой советский правозащитник, математик Владимир Альбрехт. Красин, сам того не желая, оказался символом самого страшного и непривлекательного поражения: он лишился не только друзей, но и памяти обо всех предыдущих (и последующих) достойных поступках. О нем забыли еще при жизни, а те кто помнил — помнил в основном только плохое.
В интервью для фильма Андрея Лошака «Анатомия процесса» Красин вспоминает, что накануне своей пресс-конференции на тюремной прогулке слышал крики петухов — конечно, «это были галлюцинации», оговаривается он. Откуда петухи в Лефортовской тюрьме? Если это и мания величия, то явно переросшая в более зрелую, художественную форму — Красин воображает себя Петром, предающим Христа. Ведь история Петра — это прежде всего история возрождения, история человека, получившего второй шанс. У Красина такого шанса никогда не было.
© «Медуза», 5 сентября 2017
Journal information