Анна Багдасарян: Одноклассники просили меня не говорить на русском...
Интервью / Медицина
— Вместо «нефролог», я часто слышу, как говорят невролог или некрОлог. — Женщина с восточными чертами лица и легкой грустью в больших карих глазах сетует, что название её врачебной специальности не умеют произносить правильно. Её зовут Анна Рафаэловна Багдасарян, и она кандидат медицинских наук, врач-нефролог федерального Национального медицинского исследовательского центра трансплантологии и искусственных органов имени академика В.И. Шумакова. ©
Ещё врачи здесь и здесь
Врач-нефролог Анна Багдасарян
— Нефрологов часто путают с неврологами. Фонетически названия похожи, но на практике эти врачи работают в совершенно разных областях. И если невролог — это тот, кто лечит заболевания, связанные с нервной системой, то нефролог — это тот, кто занимается заболеваниями почек, — говорит Анна Рафаэловна.
Огромные окрашенные в желтый цвет корпуса центра. Здесь наблюдают пациентов, которые ждут такого важного события в своей жизни, как трансплантация. Зачастую для больного пересадка становится единственным шансом. И здесь самая высокая ставка — жизнь.
Только не нефрологом
Анна Багдасарян родилась в столице Грузии — Тбилиси — в армянской семье.
— Я с детства видела нефрологических больных. У меня родственница была главным специалистом-нефрологом в Грузии. Я с самого начала сказала, что готова быть любым доктором, но не нефрологом — видеть отёки, одышку, бледность кожи, тошноту — для меня это было мучительно.
Анна Рафаэловна говорит на трех языках: армянском, грузинском и русском, но думает она всегда по-русски.
— Я пошла в школу — и не владела русским. Дома мы разговаривали по-армянски, во дворе — по-грузински. Русский я выучила в школе, но думаю я только на русском языке. Когда есть такие писатели, как Достоевский, Чехов, есть палитра оттенков в каждом слове в русском языке, невозможно не думать на русском.
Семья отца Анны Рафаэловны пострадала от геноцида армян, который начался в 1915 году на территориях, подконтрольных Османской империи. Родственники по линии отца жили в Западной Армении на территории современной Турции.
— Почти вся семья моего деда во время резни — его мать и сестры — покончили с собой, чтобы не достаться туркам. Дедушку пытали, но он смог спасти своего годовалого брата. Он добрался на теплоходе до Батуми и остался в Грузии. А мамины родственники многие века жили в Грузии, хотя она тоже армянка. Её род в свое время служил грузинскому царю.
Багдасарян говорит, что её семья жила в трудное для Грузии время, когда к власти пришел Звиад Гамсахурдия (президент Грузии в 1991-1992 годах, проводивший жесткую национальную политику — Прим. ред.).
— В Тбилиси продавщица булочной не продавала мне хлеб, потому что я говорила на русском, хотя она знала меня с детства. Но я упорно продолжала говорить по-русски, чувствовала несправедливость. Мои одноклассники просили меня не говорить на русском, они боялись, что нас могут побить.
Семья Анны Рафаэловны прошла через 9 апреля 1989 года, когда в Тбилиси для разгона оппозиционеров вошли советские войска. По её словам, в то время в Грузии процветал крайний национализм: вызывали на допросы, узнавали, есть ли родственники-грузины, а всех, кто не был грузином, заставляли менять фамилии на грузинские. Только люди «правильной» национальности считались первым сортом.
— Мой школьный класс травил русскую учительницу, которая была женой военного, их семья жила в Тбилиси. Она была требовательная, хотела, чтобы мы хорошо учились, за это её травили, от неё хотели избавиться. Я была единственной, кто отказался участвовать в травле, потому что это было несправедливо. Я выступила в её защиту на общем собрании. Мне повезло: мне не устроили бойкот. Когда учительница была в больнице, никто не пришёл её навестить. Я пришла одна с мамой, потому что меня учили отвечать за свои поступки.
В 16 лет Багдасарян уехала в Москву и поступила в Первый Московский государственный медицинский университет имени И. М. Сеченова — именно в тот вуз, в котором всегда мечтала учиться.
— Когда у меня возникла мысль, куда поступать, я сразу решила, что поеду в Москву. Я хотела учиться только в Первом медицинском университете — это академия, классическая школа. На первом курсе университета нас распределяли по отделениям, и мне попалась нефрология. Я отказалась от этого отделения, и меня за это наказали — перевели в гепатологию, где лежат больные с алкогольными циррозами печени. Это отделение, куда никто не хотел идти, а мне там нравилось, и я даже думала в дальнейшем заниматься гепатологией.
И снова нефрология
— На шестом курсе у нас снова было распределение, и я опять попала в отделение нефрологии — и снова отказалась. Меня отправили в 24-ю больницу в отделение аллергологии, но аллергия началась у меня самой. Тогда мне сказали: «Хочешь–не хочешь, ты должна опять пойти в нефрологию». Я решила, что если третий раз судьба меня приводит в нефрологию, то, наверное, в этом что-то есть.
Главную школу Анна Рафаэловна прошла в клинике нефрологии, внутренних и профессиональных болезней им. Е.М.Тареева, одного из основоположников советской нефрологии и гепатологии. Клиника входит в состав Первого меда.
— Мне повезло, что большинство врачей были в декрете, и заведующая брала меня с собой на осмотр больных. Она мне доверяла ведение больных, хотя я была студенткой шестого курса — сейчас это невозможно, чтобы студентам давали пациентов. Я практически пять месяцев дежурила с врачами по нескольку раз в неделю. Я вела около десяти больных, по тем временам это много, особенно для студентки шестого курса.
В ординатуру Багдасарян поступила на базе другой нефрологической больницы — 52-й. Там она училась у легендарного профессора нефрологии Натальи Аркадьевны Томилиной — при ее участии в СССР было создано первое отделение нефрологии. В 2004 году при Московском государственном медико-стоматологическом университете имени А. И. Евдокимова — Третьем меде — была открыта кафедра нефрологии, на которой стали заниматься научными исследованиями в области заболеваний почек.
В 52-ю больницу Багдасарян попала благодаря случаю.
— Моя однокурсница должна была привезти документы в 52-ю больницу и не смогла сама это сделать, — говорит Анна Рафаэловна. — Я приехала, попала в отделение нефрологии.
— Где вы учитесь?— спросила профессор Томилина, когда я передавала ей документы.
— В «Тареевской» клинике.
— Этого достаточно для того, чтобы вас взять в ординатуру.
А это был распад страны, когда все ординатуры становились платными. Я сказала, что хочу в ординатуру, если это бесплатно, думала, буду сдавать экзамены, но в итоге попала в ординатуру без экзаменов — такая хорошая школа была в Тареевской клинике.
По словам Анны Рафаэловны, в то время у ординаторов был ненормированный рабочий день — оставались в больнице до десяти-одиннадцати вечера. Больных ординаторы вели столько же, сколько доктора: при норме четыре-шесть человек из-за нехватки врачей вели по 17-18 больных.
— Мы никогда не читали анамнез по истории болезни, — вспоминает Анна Рафаэловна. — Мы должны были знать наизусть анамнез своего больного. Нас заставляли дежурить много — 4-6 раз в месяц. Чем чаще ты дежуришь, тем больше получаешь опыта.
Любимые пациенты — после трансплантации
На сегодняшний день основная работа Анны Рафаэловны — это наблюдение пациентов после трансплантации почки в центре имени В.И. Шумакова. Большинство больных до пересадки почки не один год стоят в листе ожидания и три раза в неделю проходят многочасовую процедуру заместительной почечной терапии — гемодиализ.
На вопрос о любимых пациентах Анна Рафаэловна отвечает быстро.
— Самые любимые мои пациенты — те, что после трансплантации. Их не сравнить ни с кем. Во-первых, вы друг к другу привыкаете, потому что ты всю жизнь пациента сопровождаешь. От того, какое решение ты принимаешь, будет зависеть, как долго будет функционировать его трансплантат. Вы работаете в тандеме — и ты не можешь быть в плохих отношениях со своим пациентом. Во-вторых, они не из тех, кто жалуется. Многие прошли через тяжелые периоды гемодиализа. Для меня они особенные.
Врач-нефролог Анна Багдасарян
Незаметно и бессимптомно
Болезни почек распространены во всём мире. В 2011 году Всемирная организация здравоохранения включила почечные заболевания в список недугов, представляющих угрозу для человечества. Врачи называют их «тихими убийцами», поскольку заболевания, кроющиеся в таком жизненно важном органе, как почки, могут проходить бессимптомно. Диагностировать их может врач-нефролог, заметив, к примеру, повышенную концентрацию белка в анализах мочи.
— В 1993-94 годах в больницах было полно свободных диализных мест. На диализ никто не направлял! Нефрологии не уделяли должного внимания до Юрия Андропова. Когда у Андропова выявили почечную недостаточность и закупили первые аппараты, нефрологией стали больше интересоваться.
На сегодняшний день в 52-й городской больнице функционирует Московский городской нефрологический центр, где могут наблюдаться все больные с выявленными заболеваниями почек. Там ведут статистику, регистрируют каждого пациента, есть нефрореанимация, отделение гемодиализа, перитониального диализа и стационар для пациентов с осложнениями. В 52-й больнице, по словам Анны Рафаэловны, самое большое отделение, в котором наблюдаются пациенты после трансплантации почки.
Врачи-нефрологи ведут пациента от начала болезни и после трансплантации и назначают каждому соответствующее лечение.
— Врач-нефролог в нашем центре имени Шумакова смотрит, какие больной проходил обследования, затем составляет план протокола — по сути повторное обследование. Потом мы обязательно проводим осмотр вместе с заведующей хирургией и хирургом и выносим решение, что этому пациенту возможно проведение трансплантации.
Я б в нефрологи пошёл
Врачей-нефрологов в России мало, и они знают друг друга в лицо.
- Сейчас в вузах начали появляться кафедры нефрологии. Раньше никто этому специально не учил: все врачи независимо от специализации проходили какой-то маленький курс, но очень маленький! В большинстве медицинских вузов этому просто не уделялось внимания. Сейчас ситуация изменилась к лучшему.
Тон Анны Рафаэловны меняется. Она говорит с упором на каждое слово.
— Чтобы работать нефрологом, ты должен обязательно работать в стационаре. Ты должен видеть весь пул нефрологических болезней, которые существуют. Например, ты можешь увидеть у пациента белок в моче, госпитализировать его, а у него онкология, которая выразилась в протеинурии (увеличенная концентрация белка в моче — Прим. ред.). Или, может быть, у больного тяжелый васкулит — заболевание, связанное с воспалением сосудов. Это можно увидеть, работая в больнице. Второй этап — работа в поликлинике, где ты должен принимать быстрые решения о госпитализации.
Основной проблемой современной отечественной нефрологии Анна Рафаэловна считает нехватку квалифицированных кадров в регионах.
— Во всех странах мира нефрологических пациентов ведут по месту жительства. К сожалению, в нашей стране лишь несколько регионов, которые могут вести этих пациентов: например, Ростов-на-Дону, Ставрополь, Оренбург, Казань, Уфа, Санкт-Петербург, Калининград и Москва. В Новосибирске и Иркутске есть врачи. В Якутске есть врачи, которые всегда с нами на связи по телефону. А, например, на Дальнем Востоке таких специалистов нет.
По её словам, за 3-4 месяца врачей можно научить базовой нефрологии. Сейчас же врачи обучаются на протяжении месяца, что, по мнению Анны Рафаэловны, для первичной переподготовки по нефрологии недостаточно.
— Приезжать в Москву пересаженным пациентам достаточно тяжело. Если бы я работала в Минздраве, я бы сделала программу, которая бы обязывала 1-2 врачей в регионе — в зависимости от количества пересаженных больных — контролировать анализы и вести больных, переживших трансплантацию, чтобы не пропустить отторжение или осложнение. Я присылала бы врачей на обучение в столицу, но повторюсь — не на месяц, месяца для этого недостаточно. Оптимально — 3,5-4 месяца, чтобы получить опыт и в стационаре, и в поликлинике.
— А Вы сейчас не жалеете, что пошли в нефрологию, в которую так не хотели?
— Нет, не жалею. Наверное, это судьба просто была, от неё не уйдёшь.
Текст и фото: Лидия Кошкина
«Россия для всех», 5 марта 2018
«Россия для всех», 5 марта 2018
Journal information