Сказители действительности
Кто как / Статья 2005 года
Советский агитпроп любил говорить о расцвете народного творчества в стране. Но то, что народ творил, должно было быть политически верным, и потому фольклористы выступали в народно-литературном процессе в роли комиссаров-консультантов. ©
По теме: Русский и советский эпос | Фольклор в довоенном СССР | Народная сказительница Е.Кривошеева | Сталин в народном творчестве
___
Создание идейно выдержанных псевдофольклорных произведений было поставлено на поток, и на свет оперативно появлялись плачи, сказы, побывальщины и даже былины — например, о том, как Сталин отправил покорять Арктику Поколен-Бороду, то есть Отто Шмидта.
Революционные сказки
Европейские интеллектуалы полюбили народную культуру где-то в середине XIX века благодаря усилиям немецких романтиков. После того как братья Шлегели объяснили, что такое народный дух, а братья Гримм составили свой знаменитый сборник сказок, записывание того, что рассказывает или поет народ, становится все более модным занятием. Не минула эта мода и Россию.
___
Надо отметить, что до революции фольклористы в нашей стране не особенно интересовались политикой, но после начала Гражданской войны игнорировать эту тему стало невозможно. Очень уж живой была народная реакция на происходящее. В стане белых пели: "Ой, яблочко, / Катись парами; / Будем рыбу кормить / Комиссарами!" Ответный текст красных был таким: "Пароход идет, / А дым кольцами; / Будем рыбку кормить / Добровольцами".
Кроме того, легенды о государе-избавителе, которым в разное время оказывались и Петр III, и Павел I, и великий князь Константин Павлович, легко трансформировались в повествования о вождях революции. В одной из сказок, появившихся вскоре после завершения строительства Мавзолея, Ленину захотелось посмотреть, справятся ли комиссары без него. Ильич позвал самого главного доктора и спросил: "Как бы мне умереть, но не по-настоящему?" Доктор сказал, что это возможно: "Положим тебя не в могилу, а в такую комнату просторную и... стеклом накроем, чтобы пальцем тебя никто не тыкал, а то затычут". На том и порешили — днем Ленин лежал под стеклянным колпаком, а ночами ходил по городу. Ильич быстро убедился, что советская власть и без него сможет стоять. И значит, скоро он навсегда покинет свой Мавзолей. "Вот радость-то будет! Ни словом не расскажешь, ни чернилами не опишешь".
___
Партия сказала "надо"
Однако далеко не все сказки, песни и частушки представляли советскую власть позитивно. В начале 30-х годов собиратели уже прекрасно понимали, что им позволят работать лишь в том случае, если они будут записывать фольклорные произведения о счастливой жизни рабочих и крестьян в СССР. Однако текстов, которые могли бы устроить партийное руководство, как назло было очень мало. И собирателям пришлось популярно объяснять крестьянам, про что им петь следует, а про что — не стоит. Это был радикально новый подход к фольклористике. Дореволюционному собирателю просто не пришло бы в голову "программировать" сказителя.
В 1931 году прошло несколько крупных совещаний, посвященных советскому фольклору. От собирателей требовали, чтобы "в устном творчестве пролетарское сознание подчинило себе стихийный процесс". Тогда же фольклор был объявлен одной из разновидностей советской литературы. А она, как известно, неотделима от редакторов, цензоров и прочих блюстителей идейной чистоты. Профессор Ю. М. Соколов, по учебникам которого училось несколько поколений советских студентов, писал в 1933 году:
"Необходимо покончить с индифферентным отношением к фольклору и в противовес старым дворянско-романтическим и буржуазно-народническим теориям, отстаивающим 'неприкосновенность народного творчества', положить предел стихийности, активно вмешиваться в фольклорный процесс, заострить борьбу против всего враждебного социалистическому строительству, против кулацкого, блатного, мещанского фольклора, поддержать ростки здоровой пролетарской и колхозной устной поэзии".
___
Теперь фольклористы должны были выступать в роли цензоров, определяющих, что народ должен петь, а чего не должен. В официальном сообщении о состоявшемся в 1933 году первом совещании писателей-фольклористов говорилось:
"Плановое руководящее начало социалистической реконструкции, постепенно охватывающее все идеологические факты и факторы истории нашей страны, не может оставить вне внимания ни такого крупного явления культуры, как фольклор, ни науки о нем — фольклористики. Удивительно не то, что это внимание проявлено, сколько то, что оно приходит лишь на семнадцатом году революции. Естественным застрельщиком и пионером, открывающим для общественности новые 'апатитовые сокровища' — сокровища фольклора, является оргкомитет Союза советских писателей..."
А на самом совещании писателям популярно объясняли, что все идеологические требования, предъявляемые к литературе, применимы и к произведениям устной поэзии. "Фольклор, подобно художественной литературе, всегда был и теперь является отражением и острым орудием классовой борьбы, агитации и пропаганды. Фольклор зачастую прекрасный сигнализатор настроений в массах и показатель политического и культурного уровня масс",— докладывал на совещании профессор Соколов.
___
С матерком и под партийным руководством
Надо сказать, что самым любимым фольклорным жанром советских руководителей в 20-х годах были частушки, да и цензоры относились к ним вполне терпимо. В публикациях того времени можно встретить тексты подрывного содержания, например такой: "Ну и плохи же, товарищ, / Ваши новые права. / Видно, жопа их придумала, / Никак не голова". Но уже в 1934 году на I съезде советских писателей звучали сетования, что частушки поются совсем не про то, про что следует петь. "Из тысячи собранных нами частушек,— сокрушался Ф. М. Чесноков,— значительная часть антиколхозных, контрреволюционных и просто похабных".
В 1935 году ЦК КПСС предложил композиторам "работать в области частушки", чтобы колхозники получили "живую короткую песню, которая легко утвердится в быту". Композиторов и фольклористов командировали в деревни Московской области. Сочиненные при помощи профессионалов частушки охотно исполняли профессиональные артисты и бесконечные самодеятельные ансамбли. Но крестьяне это городское творчество не особенно привечали. Кто-то из профессиональных собирателей жаловался, что "тексты политического содержания, советские частушки исполнялись для фонографа, а в быту живет только любовная частушка, причем делается различие: частушки, которые можно петь при всех, и частушки, которые неловко при всех петь".
Сейчас уже трудно сказать, есть ли доля правды в рассказах о "частушечных боях". "Мне пришлось однажды наблюдать частушечный бой между колхозниками и единоличниками,— писал фольклорист В. И. Чичеров.— Колхозники возвращались с поля. У околицы их встретили единоличники. Резкая антиколхозная частушка зазвенела, как бы ударила по возвращавшимся колхозникам. Жена председателя коммуны, большой знаток и автор многих частушек, быстро повернувшись лицом к группе единоличников, отпарировала их удар советской частушкой. В ответ на нее — еще яростнее и злее. Колхозники же, сгруппировавшиеся около своей главной песельницы, парировали удары, сами нападали... Этот пример показывает частушку в ее бытовании, и на нем вырисовывается отношение колхозников к ней как к ценному материалу не только с художественной, но и с агитационно-пропагандистской стороны".
___
Соавторы
После того как в декабре 1936 года была принята Конституция, от писателей и ученых-гуманитариев стали требовать иллюстраций тезиса о "морально-политическом единстве советского общества". В частности, требовалось показать, каков есть советский колхозник: сначала землю попашет, а затем попишет идеологически выдержанные стихи. Под чутким партийным руководством фольклористы и примкнувшие к ним сказители стали создавать сказки, песни и даже былины, в которых воспевались счастливая жизнь народа, ВКП(б), Ленин, Сталин и колхозное строительство. Вскоре появились творческие тандемы, состоящие из крестьянина-исполнителя и идейно подкованного горожанина, руководящего им. Так, народная певица М. Р. Голубкова работала в паре с поэтом и журналистом Н. П. Леонтьевым, сказительница М. С. Крюкова — с журналистом В. А. Поповым, сказители П. И. Рябинин и Ф. А. Конашков — с фольклористом М. И. Костровой.
Н. П. Леонтьев так описывал работу со своей подопечной: "Процесс накопления материала в голове сказительницы не ограничивался беседами. Я много читал Голубковой. Так, когда мы перешли к сказу о Красной армии, я читал ей про Чапаева, Фрунзе и других героев Гражданской войны. Прибегал я к помощи и художественной литературы, и публицистики. В частности, мне пришлось прибегнуть к помощи даже такого журнала, как 'Мурзилка'. 'Мурзилка' очень хорошо и просто пишет о тех вещах, которые для нас элементарны, а для сказительницы, еще едва умеющей читать, представляют даже некоторую трудность для усвоения. Некоторые статьи и рассказы из 'Мурзилки', в частности о Владимире Ильиче Ленине, Голубкова читала сама". Вот, например, ее былинная переработка одной из газетных передовиц: "Мы спешили-торопилесе / Ко часам-то ко указанным / Во чисты, светлы горницы / Во палаты избирательны..." А ведь без посторонней помощи Маремьяна Голубкова создавала великолепные тексты, в которых, правда, ни слова не было о выборах в Верховный совет.
___
Самым поразительным кажется то, что советские собиратели даже не пытались скрыть своего участия в создании фольклорных произведений. Тот же Леонтьев совершенно спокойно выступал с докладом "Мой опыт работы со сказительницей Голубковой".
"М. Р. Голубкова,— рассказывал он,— возбудила во мне такое любопытство поэтического порядка, что я постарался натолкнуть ее: 'Почему бы тебе не рассказать таким же языком про новую жизнь?'... Но с самого начала мне пришлось почувствовать, что без сознательного, активного вмешательства в этот творческий процесс, в процесс создания нового сказа, он получится плохо звучащим, недостаточно ярким и выразительным. Я позволил себе вольность, которая считается предосудительной у фольклористов, я не ограничился функциями стенографа... Я ей помогаю найти то, что ей надо, то есть говорю: ты думай не только со своей колокольни, с точки зрения своего колхоза, но осмысли все дело, как это делалось повсеместно, то есть я ее сознательно вел на путь художественных обобщений. В результате появились, мне кажется, очень хорошие, очень художественные сравнения ручьев, втекающих в реки, и рек, втекающих в океан-море ледовитое с народными думами, впадающими в думы партии, которые, в свою очередь, текут 'в море светлое — думы Сталина'... Идеи партии стали идеями народа, они вошли в него и благополучно здравствуют, помогают народу делать общее дело. Помочь сказителю оформить эти мысли, которые давно ворошатся в народе,— задача благородная".
___
Нужно сказать, что для некоторых фольклорных жанров такая работа на заказ была вполне органичной. Существовали же, например, плачи, которые исполняли женщины-плакальщицы во время похорон. Такие песни-плачи — это импровизация, они создавались из стандартных фрагментов и по ходу дела дополнялись строчками, относящимися непосредственно к оплакиваемому покойнику. Подобное произведение, посвященное Ленину, услышали московские фольклористы, которые привезли в Москву сказительницу Марфу Крюкову. После посещения Мавзолея она у себя в гостиничном номере неожиданно упала на колени и исполнила плач-импровизацию "Каменна Москва все проплакала". В довоенных газетах часто печатали плачи — по Кирову, Горькому, Чкалову и прочим советским чудо-богатырям.
Главной особенностью советской плачеи было то, что она не столько оплакивала покойника, сколько радовалась, что у того имеется достойный преемник. Вот, например, фрагмент опубликованного в 1926 году плача по Ленину: "Ой уж мы склоним-та свою головушку / К той сторонушке, ко Льву Давыдычу, / Ой да станем знать одного, станем слушаться". Впоследствии этот плач неоднократно перепечатывали, но упоминание о товарище Троцком из текста таинственным образом исчезло.
Новины с Поколен-Бородой
Людей, умеющих исполнять и создавать поэтические произведения, всегда не хватало, да и работать по указке им было непросто. Поэтому в 30-е годы в моду вошла проза — сказы, записанные фольклористами устные повествования рабочих и крестьян про революционные события, колхозную жизнь и т. д. Составили даже перечень тем, рекомендуемых для использования такими рассказчиками. Всячески приветствовались произведения, посвященные оборонной тематике и государственной безопасности, то есть всевозможные истории о подвигах Котовского или Чапая, а также про то, как бдительный колхозник или пионер-герой берет в плен фашистского, японского или американского шпиона. Неизменным спросом пользовались повествования о партийных вождях, выборах в Верховный совет, Конституции и т. д.
Советские фольклористы очень любила сказы еще и потому, что здесь не было необходимости что-либо сочинять самим, то есть прибегать к прямой фальсификации. Народных сочинителей в этом жанре было много, и собиратели без особого труда находили произведения, которые хорошо укладывались в рамки официоза. Истории про то, как людей загоняют в колхоз, возглавляемый лодырем и пьяницей, про разрушителей церквей, с которыми обязательно случались несчастья (они слепли, вешались и т. д.), предпочитали не записывать.
На всевозможных методических совещаниях докладчики специально говорили о случаях, когда "фольклориста имеющийся у сказителя сказ почему-то не удовлетворяет": "Здесь возникает задача — настолько заинтересовать сказителя, чтобы он либо сейчас же создал новый сказ, либо через некоторое время". Впрочем, чтобы появился сказ о новой счастливой жизни или чудесах индустриализации, часто было достаточно просто вывезти сочинителя в Москву. Оказавшись в столице на положении официальных гостей, покатавшись на эскалаторе и посетив Мавзолей, сказители и без посторонней помощи могли выдать панегирик советской власти или же волшебную историю про "лестницу-чудесницу".
Но самым гениальным изобретением советских фольклористов были новины, то есть рассказы о подвигах советских руководителей, написанные в жанре классической былины. Сюжет мог быть, например, таким. Ленин и Калинин говорят Сталину, чтобы он выехал на битву с врагами во чисто поле, а сами они останутся в Москве на руководящей работе. Сталин садится на коня, к нему присоединяются Ворошилов с Буденным, и три богатыря отправляются на битву, а затем с победой возвращаются в Москву. Заканчивается все пиром на весь мир, который Ленин закатывает в честь вернувшихся богатырей. А в другой новине повествуется о том, как Сталин отправляет покорять Арктику Поколен-Бороду, то есть О. Ю. Шмидта: "Поколен-Борода — начальник головный, / Борода у него очень длинная, / Очень длинная да очень черная, / От ветра она, как волна, колеблется".
Постепенно к сказителям стали относиться так же, как к простым советским писателям, способным в ударном темпе сварганить новеллу на злобу дня. О народном творчестве по-советски уже упомянутый Ю. М. Соколов писал так: "Какая-нибудь кампания, памятный день, какое-нибудь торжество — так за день до этого приезжают к сказителю или телеграфируют ему: давай произведение на такую-то тему. Тот смущен, волнуется, а вместе с тем упоминание о хорошем гонораре начинает затрагивать и другие чувства, и в конце концов иногда этот соблазн берет верх, и человек портится".
Публикации образцов заказного народного творчества появлялись постоянно. Например, в карельской газете "Смена", вышедшей 16 июня 1940 года, то есть в день первых выборов в Верховный совет Карело-Финской республики (она была образована в марте 1940 года), был опубликован "Сказ о выборах". Газета честно указывала на то, что этот сказ был записан в Петрозаводске 13 июня, то есть за три дня до выборов.
Прививка от фольклора
Последний всплеск псевдофольклора пришелся на время Отечественной войны, затем поток подобных произведений постепенно ослабевает, и к началу 60-х о совместном творчестве сказителей и фольклористов уже предпочитают не вспоминать. При этом народное творчество в советском исполнении вызывало устойчивое отвращение у большой части населения страны. За редким исключением, появление фольклорного ансамбля на телеэкране рождало стандартное желание — переключить канал. Некоторое недоверие к народному творчеству наблюдается и сейчас. Видимо, поэтому российские фольклористы в наши дни охотнее занимаются такими альтернативными прежде жанрами, как блатные песни, садистские стишки и скабрезные частушки.
_______
На злобу дня
Обращение участников слета сказителей к мастерам фольклора Советского Союза (20 июня 1939 года)
Товарищи сказители, кобзари и лирники, ашуги, акыны, бахши, голосистые певцы нашей родины, к вам обращено наше слово...
Товарищи сказители! Годы третьей пятилетки утвердят коммунизм. Мы зовем вас — приложите свою мудрость ко всему, что видят ваши глаза и слышат ваши уши. Метким словом позорьте лодырей и бездельников, корыстных любителей колхозного добра, изобличайте в песнях и сказках тайных недругов и явных врагов, выкуривайте их из всех щелей. Искореняйте пережитки старого времени, боритесь с поповской брехней, как боролись с ней сказители всех времен и народов. В песнях и сказках славьте многорадостную жизнь нашего советского народа, восхваляйте всех знаменитых людей, тех, кто работает на заводах и колхозных полях не за страх, а за совесть — учеников великого русского богатыря Стаханова. Пойте о славе нашей родимой земли, о силе ее оружия, о храбрости ее воинов. Мы, сказители, должны выше нести свое песенное слово, слагать новые легенды, песни, сказки, побывальщины — на службу и на радость всему народу. Пусть наши песни еще больше возвеличат нашу родину и понесут в века славу нашего времени, пусть они расскажут про немереную радость, про несчитаное счастье людей, живущих в достойную пору великого Сталина.
Литературный процесс
Доклад фольклориста М. И. Костровой на совещании по вопросам творческой помощи сказителям и народным певцам (10 декабря 1940 года)
Моим первым опытом работы со сказителем и оказания ему помощи в создании нового произведения советского фольклора (да, кажется, и вообще первым опытом в СССР) была моя работа в январе-феврале 1937 года с П. И. Рябининым. У редакции имелись неопределенные сведения о том, что Рябинин думает создать какую-то новую былину...
В первый же час нашего знакомства выяснилось, что П. И. Рябинин действительно уже два года мечтает о создании былины о легендарном герое гражданской войны В. И. Чапаеве... Первым толчком к мысли о былине о Чапаеве послужил кинофильм "Чапаев", впервые просмотренный П. И. Рябининым в 1935 году... Под непосредственным влиянием этой кинокартины Петр Иванович... взял на себя торжественное обязательство создать былину о Чапаеве... Каждый раз во время нашей совместной работы Петр Иванович приносил мне небольшой... написанный им отрывок... Эти наброски... рассматривались как им, так и мною как отправная точка работы... Должна отметить политическую чуткость П. И. Рябинина. Ряд отрывков он выкидывал, так как находил их политически неверными или слабыми... Вся моя работа с П. И. Рябининым продолжалась в общей сложности две недели, за это время им было создано две былины.
Александр Малахов
«Коммерсантъ Деньги», №23, стр. 83, 13 июня 2005
«Коммерсантъ Деньги», №23, стр. 83, 13 июня 2005
Journal information